Введение. Миграция является одним из ключевых факторов современных социальных процессов. Энтокультурная и религиозная локализация приобретают новую географию. Этим изменениям сопутствуют опасения, вызываемые ростом мусульманской части населения и формированием мусульманских анклавов. Проблема актуальна и для России.
Материалы и методы. Исследование основано на анализе материалов опросов и интервью, проведенных в регионах России в 2016–2020 гг. Результаты опросов отражают рост негативных оценок в отношениях россиян к мигрантам. Также используется дискурс-анализ интернет-ресурсов, материалов СМИ, риэлтерская аналитика при анализе географии расселения мигрантов и форм их адаптации.
Результаты исследования. В России миграция определяется общемировыми тенденциями: (1) естественной убылью населения, (2) недостатком рабочей силы, (3) неравномерным экономическим развитием регионов. К этим факторам добавляется участие России в интеграционных объединениях на постсоветском пространстве. В структуре внешней миграции безусловное первенство принадлежит трудовой миграции. Большинство приезжающих на работу представляют мусульманскую популяцию. Демографические тренды, характерные
для данной популяции, позволяют делать прогнозы о значительном росте их присутствия и влиянии в будущем на изменение этнорелигиозного состава населения российских регионов. Ряд исследователей говорят об анклавизации мигрантских сообществ. Высокая религиозность мигрантов мусульман позволяет предположить, что эффективным способом их инкультурации могло бы стать просветительское влияние российского мусульманского духовенства. Неэфективность адаптации и инкультурации ведет к росту межэтнической и межрелигиозной напряженности.
Выводы. Большинство трудовых мигрантов, пребывающих в Россию – мусульмане. Однако интенсивность их религиозности существенно отличается в поколениях. Интервью фиксируют, что приехавшие 15–20 лет назад в Петербург выходцы из Средней Азии менее
религиозны, чем приезжающие сегодня к ним молодые родственники, которые очень религиозны. Экспертные интервью с лидерами мусульманских общин и национальных центров говорят о том, что религиозность мигрантов нередко отличается от традиционного для того или иного региона России ислама, имеет интенсивный характер, обнаруживает черты избранничества, приезжие ориентируются на авторитет лидеров, которые были их наставниками дома. Все это осложняет их инкультурацию. Участие в жизни религиозной общины – это
привычный формат социализации для мигрантов, часто не знающих развитой сети гражданских и светских институтов. Однако проблема адаптации мигрантов требует комплексного подхода, к которому не всегда готовы религиозные и общественные организации. Влияние
мусульманского духовенства, ориентированное на культивирование общероссийской идентичности, могло бы стать эффективным способом адаптации и препятствовать тенденциям добровольной сегрегации мигрантских сообществ. Однако мигранты мусульмане в силу объективных причин – нехватки мечетей и молельных домов, оказываются вне сферы такого влияния
Пронина Татьяна Сергеевнадоктор философских наук
Ленинградский государственный университет имени А. С. Пушкина
Санкт-Петербург, Российская Федерация
[email protected]
1. Арутюнова Е. М. Адаптация временных трудовых мигрантов из Средней Азии на сельском Юге России // Социологическая наука и социальная практика. – 2014. – № 1 (5). – С. 51–70.
2. Великий П. П. Мигранты из стран юго-восточных регионов в российском селе // Историческая и социально-образовательная мысль. – Краснодар, 2016. – Т. 8. – № 2. – Ч. 1. – С. 76–86.
3. Вишневский А. Г. Время демографических перемен: избр. ст. – М.: Высшая школа экономики, 2015. – 517 с.
4. Гольцов А. Г. Трансформации геополитического порядка на постсоветском пространстве // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз (Журнал политической философии и социологии политики). – 2016. – № 1 (80). – С. 54–72.
5. Денисенко М., Козлов В., Фаттахова А. Современные тенденции денежных переводов мигрантов в Росси и в мире // Демографическое обозрение. – 2015. – Т. 2. – № 3. – С. 5–29.
6. Итоговый доклад о миграционной ситуации, результатах и основных направлениях деятельности Федеральной миграционной службы за 2015 год. – М., 2016. – 98 с.
7. Малашенко А. Демография ислама // Россия и мусульманский мир. – 2006. – № 9. – С. 47–57.
8. Миграционная политика: диагностика, вызовы, предложения / Е. Б. Деминцева, Н. В. Мкртчян, Ю. Ф. Флоринская. – М.: Высшая школа экономики, 2018. – 55 с.
9. Пронина Т. С. Многонациональность «против» мультикультурности: сегрегация этнорелигиозных общин // Вестник Ленинградского гос. ун-та им. А. С. Пушкина. – 2019. – № 3. – С. 146–157.
10. Протасенко Т. Петербуржцы и иногородние жители Петербурга: поиск путей бесконфликтного совместного проживания // Телескоп. – 2014. – № 5 (107). – С. 34–38.
11. Смирнова О. А., Жерновая О. Р., Подгусков В. Н. Миграционная ситуация в России, эволюция и тенденции в долгосрочной перспективе // Власть. – 2016. – № 12. – С. 114–121.
12. Талалаева Е. Ю. Специфика феномена конфессионального «параллельного общества» в странах Северной Европы // Вестник Ленинградского гос. ун-та им. А. С. Пушкина. – 2019. – № 3. – С. 158–168.
13. Meyer T. (2002) Parallelgesellschaft und Demokratie. In: Der Demokratische Nationalstaat in den Zeiten der Globalisierung: Politische Leitideen F?r Das 21. Jahrhundertfestschrift Zum 80 / Clemens Stepina, Marcus Llanque & Herfried M?nkler (eds.), geburtstag von Iring Fetscher. Akademie Verlag, pp. 193–230.
14. Micus M., Walter F. (2006). Mangelt es an „Parallelgesellschaften“? In Zuwanderung und Integration. Heft 4, pp. 215–221.
15. Smirnov, M. (2019). Religious minorities in the Russian context: Theoretical interpretation. In: Quaderni di diritto e politica ecclesiastica, Rivista trimestrale. No. 2, pp. 461–468.
16. Van de Kaa, D. J. (1996). Anchored narratives: The Story and Findings of half a century of research into determinants of fertility. Population Studies. Vol. 50. No. 3. pp. 389–432.