Введение. Статья посвящена анализу специфики функционирования современных конспирологических мифологем с позиций семиогерменевтического подхода, поскольку конспирология представляет собой не только технологию интерпретации социальной и природной реальности, но и инструмент, обеспечивающий развитие соответствующей дискурсивной среды.
Содержание. В результате проведенного исследования были выявлены четыре основные семиогерменевтические функции конспирологического мифа. Герменевтическая функция позволяет объяснять сложные социальные процессы и явления на уровне, доступном восприятию массовой аудитории, не обладающей специальными знаниями. Конспирологическая герменевтика выступает как одна из разновидностей герменевтики мифологической. Конспирологическое объяснение оказывается всегда проще и часто более информативным. Кроме того, конспирологическое объяснение всегда предполагает наличие «выгодополучателя», что делает его соответствующим тому пониманию социальных процессов, которое вырабатывается типичными бытовыми ситуациями. При этом «выгода» не обязательно является материальной, она может носить символический и даже условный характер. Игровая функция позволяет снять конфликт между конспирологией и тем типом рациональности, который лежит в основе современной научно-практической деятельности. Социальная функция конспирологических мифологем обусловлена способностью конспирологического дискурса формировать семиотические фикции элитарности конспирологов как лиц, посвященных в особые тайны, недоступные для профанного знания. Коммуникативная функция конспирологии реализуется, прежде всего, как функция общения – взаимодействия людей в процессе их социальной деятельности, так или иначе связанной с конспирологической повесткой. Анализ коммуникативных отношений, которые формируются в связи с функционированием конспирологической мифологии и ее воздействием на семиосферу, позволил выделить два основных типа: конфликтная и кооперативная (солидарная) коммуникации.
Выводы. Выявленные функции конспирологических мифологем не являются исчерпывающими. Однако именно их взаимодействие обеспечивают растущую популярность конспирологии. Конспирологический миф в итоге предстает как сложный семиотический феномен, обладающий возможностью формировать референции к различным социальным процессам/явлениям и соотносимой с ними символической реальностью.
Introduction. The article is devoted to the analysis of the specifics of the functioning of modern conspiracy mythologems from the standpoint of the semiohermeneutic approach, since conspiracy theory is not only a technology for interpreting social and natural reality, but also a tool that ensures the development of the discursive environment.
Content. As a result of the study, four main semiohermeneutic functions of a conspiracy myth were identified. The hermeneutic function makes it possible to explain complex social processes and phenomena at a level accessible to the perception of a mass audience that does not have special knowledge. Conspiracy hermeneutics acts as one of the varieties of mythological hermeneutics. A conspiracy explanation always turns out to be simpler and, strangely enough, often more informative. In addition, a conspiracy explanation always presupposes the presence of a “beneficiary”, which makes it consistent with the understanding of social processes that is developed by typical everyday situations. Moreover, the “benefit” is not necessarily material; it can be symbolic and even conditional. The gaming function of conspiracy theory allows us to remove the conflict between conspiracy theories and the type of rationality that underlies modern scientific and practical activity. The social function of conspiracy mythologies is determined by the ability of conspiracy discourse to form semiotic fictions of the elitism of conspiracy theorists as persons privy to special secrets inaccessible to profane knowledge. The communicative function of conspiracy theory is realized, first of all, as a function of communication – the interaction of people in the process of their social activities, one way or another connected with the conspiracy agenda. The analysis of communicative relations that are formed in connection with the functioning of conspiracy mythology and its impact on the semiosphere made it possible to identify two main types: conflict and cooperative (solidarity) communications.
Conclusions. The above functions of conspiracy mythologies are not exhaustive. However, it is their interaction that ensures the growing popularity of conspiracy theories. A conspiracy myth ultimately appears as a complex semiotic phenomenon that has the ability to form references to various social processes/phenomena and the symbolic reality correlated with them.
Прилуцкий Александр Михайловичдоктор философских наук, профессор
Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена
Санкт-Петербург, Российская Федерация
alpril@mail.ru
1. Алгави Л. О., Будцов Г. А., Ковалев Г. С., Скворцова Н. Конспирология как ARG: медийно-игровая сущность QAnon // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Литературоведение. Журналистика. – 2023. – Т. 28. № 1. – С. 137–145. doi: 10.22363/2312-9220-2023-28-1-137-145
2. Ардашев Р. Г. Теории заговора в общественном мнении россиян // Миссия конфессий. – 2020. – Т. 9, № 1(42). – С. 145–154.
3. Денисов С. Ф., Денисова Л. В., Феномен околонаучного знания // Научный вестник Омской академии МВД России. – 2016. – № 4 (63). – С. 54–58.
4. Карпоян С. М. Отрицательные модальные оценки в интернет-комментарии // Научная мысль Кавказа. – 2011. – № 3 (67). – С. 115–119.
5. Краснова Т. И. Игровое сознание как необходимое условие погружения в практику // Психологическое образование: контексты развития / под ред. М. А. Гусаковского, А. А. Полонникова. – Минск: Технопринт, 1999. – 168 с.
6. Лебедев В. Ю., Прилуцкий А. М. Инверсивная семиотика образа Г. Е. Распутина // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. – 2023. –№ 1. – С. 147–155.
7. Прилуцкий А. М. Теологические и мифологические концепты религиозных дискурсов ламинарной культуры: опыт семиотического анализа // Общество. Среда. Развитие. – 2019. – № 1. – С. 26–31.
8. Прилуцкий А. М. Коронавирусная инфекция и религиозные дискурсы медицинской конспирологии // Известия Иркутского государственного университета. Серия: Политология. Религиоведение. – 2020. – Т. 33. – С. 108–114.
9. Романова М. И. «Сфера услуг по созданию интеллектуальной элиты»: проблемы развития современного классического образования // Проблемы высшего образования. – 2018. – № 1. – С. 41–43.
10. Савчено Т. Н., Теславская О. И. Эскапизм как фактор и стратегия психологической адаптации личности // Познание и переживание. – 2022. – Т. 3. – № 3. – С. 38–63. doi: 10.51217/cogexp_2022_03_03_03. С. 46.
11. Смирнов М. Ю. Магия, религия и мифологическое сознание // Смыслы мифа: мифология в истории и культуре / сост. М. М. Шахнович. – СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского Философского общества, 2001. – С. 66–68.
12. Термины и понятия радикальных религиозных субкультур: словарь-справочник: учебное пособие / А. М. Прилуцкий, А. В. Гайдуков, Д. Т. Хусаинов, Д. А. Головушкин; Центр экспертиз Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. – Санкт-Петербург: Первый издательско-полиграфический холдинг, 2023. – 171 с.
1. Algavi, L. O., Budtsov, G. A., Kovalev, G. S., Skvortsova, N. (2023) Konspirologiya kak ARG: medijno-igrovaya sushchnost' QAnon [Conspiracy theory as ARG: the media and gaming essence of QAnon]. Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Literaturovedenie. Zhurnalistika [RUDN Bulletin]. Vol. 28. No. 1. Pp. 137–145. (In Russian).
2. Ardashev, R. G. (2020) Teorii zagovora v obshchestvennom mnenii rossiyan [Conspiracy theories in the public opinion of Russians]. Missiya konfessij [The Mission of the confessions]. Vol. 9. No. 1 (42). Pp. 145–154. (In Russian).
3. Denisov, S. F., Denisova, L. V. (2016) Fenomen okolonauchnogo znaniya [The phenomenon of pseudo-scientific knowledge]. Nauchnyj vestnik Omskoj akademii MVD Rossii [Omsk MVD Academy Bulletin]. No. 4 (63). Pp. 54–58. (In Russian).
4. Karpoyan, S. M. (2011) Otritsatel'nye modal'nye otsenki v internet-kommentarii [Negative modal assessments in Internet comments]. Nauchnaya mysl' Kavkaza [The Caucasus Scientific thought]. No. 3(67). Pp. 115–119. (In Russian).
5. Krasnova, T. I. (1999) Igrovoe soznanie kak neobhodimoe uslovie pogruzheniya v praktiku [Game consciousness as a necessary condition for immersion in practice]. Psihologicheskoe obrazovanie: konteksty razvitiya. Minsk: Technoprint Publ. (In Russian).
6. Lebedev, V. Yu., Prilutskij, A. M. (2023) Inversivnaya semiotika obraza G. E. Rasputina [Inverse semiotics of the G. E. Rasputin image]. Vestnik Tverskogo universiteta [Bulletin of Tver' State University. Series: Philosophy]. No. 1. Pp. 147–155. (In Russian).
7. Prilutskij, A. M. (2019) Teologicheskie i mifologicheskie kontsepty religioznykh diskursov laminarnoj kul'tury: opyt semioticheskogo analiza [Theological and mythological concepts of laminar culture religious discourses: experience of semiotic analysi]. Obshchestvo. Sreda. Razvitie. No. 1. Pp. 26–31. (In Russian).
8. Prilutskij, A. M. (2020) Koronavirusnaya infektsiya i religioznye diskursy meditsinskoj konspirologii [Coronavirus infection and religious discourses of medical conspiracy]. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Politologiya. Religiovedenie [Irkutsk State University Bulletin]. Vol. 33. Pp. 108–114. (In Russian).
9. Romanova, M. I. (2018) "Sfera uslug po sozdaniyu intellektual'noj elity": problemy razvitiya sovremennogo klassicheskogo obrazovaniya [“Services for the creation of an intellectual elite”: problems of modern classical education development]. Problemy vysshego obrazovaniya [Problems of higher education]. No. 1. Pp. 41–43. (In Russian).
10. Savcheno, T. N., Teslavskaya, O. I. (2022) Eskapizm kak faktor i strategiya psihologicheskoj adaptatsii lichnosti [Escapism as a factor and strategy for individual psychological adaptation]. Poznanie i perezhivanie [Cognition and experience]. Vol. 3. No 3. Pp. 38–63. (In Russian).
11. Smirnov, M. Yu. (2001) Magiya, religiya i mifologicheskoe soznanie [Magic, religion and mythological consciousness]. Smysly mifa: mifologiya v istorii i kul'ture [The Meanings of Myth: mythology in History and Culture]. Sankt-Peterburg: Sankt-Peterburgskoe Filisofskoe obshchestvo. Pp. 66–68. (In Russian).
12. Terminy i ponyatiya radikal'nykh religioznykh subkul'tur: slovar'-spravochnik: uchebnoe posobie (2023) [Terms and concepts of radical religious subcultures: dictionary-reference book: textbook]. Sankt-Petersburg. Pervyj izdatel'sko-poligraficheskij holding. (In Russian).